Затерянный мир

[Mariuelle]

Не спасайте наши души

Автор:  Mariuelle
Фэндом: Майкл Крайтон «Затерянный мир»
Пэйринг или персонажи: Малкольм/Левайн, доктор Торн
Рейтинг: PG-13
Жанры: слэш, ангст

Описание:
– Это Левайн. Алло! Левайн. Пожалуйста. Мне нужна помощь. – Он застонал. – Если вы слышите меня, пришлите подмогу. Я на этом острове, я думал, что все подготовил хорошо, но...(c) Майкл Крайтон - "Затерянный мир"

В самолёте Малкольм долго и мрачно буравит острым взглядом бледно-серый туман, обволакивающий запотевший иллюминатор снаружи, и доктор Торн довольно скоро решает, что добиваться от товарища какого-либо разговора бесполезно. После получаса бестолковых попыток свернуться поудобнее в неудобном кресле - и как длинный Малкольм может так компактно умещаться на своём месте, ещё и с больной ногой? - ему наконец удаётся неловко пристроить длинные ноги в проходе. Но едва Торн проваливается в тревожный и тёмный сон, чья-то рука осторожно дотрагивается до его плеча, заставляя поспешно распахнуться слипшиеся веки. Из туманного полусна выплывает белая маска. Тёмные острые брови сдвинуты, глаза поблёскивают мрачно, губы шевелятся. Торн сонно вглядывается в лицо неожиданного пришельца и наконец - сквозь гулкий шум в ушах - разбирает отдельные слова.

- Док, - говорит Малкольм глухо. - Док...телефон...

- Что? - беспомощно переспрашивает Торн, растирая непослушными со сна пальцами глаза. Они всё ещё летят, двигатели самолёта гудят мерно и спокойно, в затёкших мышцах пляшут и резвятся сотни крошечных иголочек.

- Телефон, - терпеливо повторяет Ян. - Ваш спутниковый телефон, док. На нём же есть записывающее устройство?

И так как Торн хмурится, медленно просыпаясь, Малкольм добавляет с бледной улыбкой:
- Ни за что не поверю, что вы не добавили в него какую-нибудь такую штуку.

Док просыпается наконец полностью, ныряет обеими руками под сиденье: одной - чтобы машинально растереть многострадальные ноги, другой - чтобы достать самодельный спутниковый телефон.

- Разумеется, добавил, - ворчит он, пока Малкольм следит за его действиями, сдвинув брови. - Что же я, совсем бестолковый, не знаю простого правила? Ушам доверяй, конечно, но и на технику рассчитывать не помешает.

Телефон холодит ладонь, оттягивает металлической тяжестью. Малкольм окидывает сложную конструкцию мрачным взором и интересуется негромко:
- Значит, послание Ричарда вы записали?

Торн машинально сжимает телефон в крепких пальцах, смотрит исподлобья, и Ян отвечает ему неподвижным взглядом.

- Тебе нет никакой необходимости слушать, - беспомощно бормочет док, и Малкольм приподнимает брови в лёгком удивлении. - Ричард не сообщил никаких важных сведений, только бестолковый набор фраз...

Малкольм улыбается, и Торн готов поклясться, что видит в тёмных глазах товарища сочувствие:
- Док, а вам нет необходимости оберегать меня от эмоциональных потрясений. Я видел такое, что вам, поверьте, могло только сниться.

- Деление на ноль? - неудачно и нервно шутит Торн, и фанатичный математик Малкольм, кажется, должен лишь презрительно изогнуть брови. Но тот лишь смеётся почти весело и протягивает за телефоном открытую ладонь.

Торн вздыхает тяжело, но спорить больше не решается. В конце концов Малкольм прав. Он взрослый, самостоятельный человек, за ним вовсе не нужно присматривать... Даже если кажется, что стоит.

Нервничая, док включает запись раньше, чем успевает подсоединить наушники, и он сам, и Малкольм вздрагивают, когда в салоне самолёта раздаётся глухой треск. Дремлющий Эдди Карр подскакивает от неожиданности, ударяется локтём о подлокотник кресла и, приземлившись обратно на своё место, смущённо трёт кулаком смуглую щёку с явно отпечатавшимися на коже ворсинками от обивки сиденья.

- Пожалуйста, - жалобно и бесконечно далеко зовёт из динамика голос Ричарда. - Пожалуйста, помогите мне...

Малкольм бледнеет - словно слетают в одно мгновение все краски с лица, оставляя чистый белый холст, - бледнеет так стремительно, что Торн едва не отбирает у него телефон в нахлынувшей панике, но всё же останавливается, нехотя вспоминая слова товарища о том, что он не нуждается в защите. Малкольм замечает, видимо, краем глаза движение дока, потому что неловким жестом прижимает телефон к груди, отодвигая - оберегая - от Торна.

- Нет, - говорит он глухо с оттенком бледной насмешки. - Что вы, док, как наседка, в самом деле.

И непривычно растерянный зов Ричарда Левайна с этой проклятой плёнки смешивается с голосом Малкольма:
- ...ранен...помогите...

Малкольм стискивает зубы, плотно сжимает губы, так, что на щеках у него прыгают твёрдые желваки. Окончательно проснувшийся Эдди смущённо качает головой, и Торн наконец поспешно вставляет наушники в гнездо.

Ян слушает запись со спутникового телефона всё оставшееся время полёта, оставаясь совершенно неподвижным, не сводя остекленевших глаз с иллюминатора. Только равномерное движение пальцев по поверхности аппарата - раз в пять минут - показывает Торну, что Малкольм неизменно нажимает на кнопку перемотки, не в силах завершить начатую собственноручно пытку.

Усилием воли Торн заставляет себя закрыть глаза и дремать. Он слышит, как нервно давит на кнопку Малкольм совсем рядом, и этот звук сливается с нервным стуком собственного сердца дока, слишком старого и уставшего сердца. Торн наконец засыпает, и видит в беспокойном сне бескровное лицо Ричарда с сомкнутыми ресницами, прилипшими ко лбу волосами и неподвижными белыми губами.
Торн ворочается во сне и мрачно и неразборчиво просит Левайна остаться живым.

***
Ричард Левайн - живой, невредимый и ужасно обросший - скатывается с сиденья мотоцикла в изумрудную свежую траву.

- Вы водите как совершеннейший псих, - говорит он строго, и Торн чувствует, как наконец - после двух суток бесконечной тревоги - успокаивается и заводит новый мерный темп его сердце.

- Как раз под стать тебе, безумный мальчишка, - огрызается он почти радостно, и Левайн беспечно корчит смешную рожицу.

Арби и Келли, обгоняя друг друга, мчатся к ним от блестящей на солнце громады трейлера и повисают на шее Левайна, словно тяжёлые виноградины на ветке.

Подошедший следом Малкольм на шею Ричарду не бросается и радостью особой не лучится. Стоит в двух шагах мрачной хмурой статуей, не выпуская трость из напряжённых рук. Торн некстати вспоминает, что совсем недавно - до безумной авантюры Левайна - Ян весело говорил ему, что заживающая нога уже вполне позволяет ему обходиться без трости. Почему-то это сейчас кажется очень важным...

Ричард улыбается безмолвному Малкольму поверх голов цепляющихся за него детей так весело и легко, что доктор Торн готов врезать ему собственноручно. Потому что перед внутренним взором всё так же стоят застывшие глаза Малкольма с растворяющимся в их глубине холодным высоким небом.

Док искренне надеется, что Левайн всё же не идиот, и в человеческих чувствах разбирается немного. Хотя бы совсем чуть-чуть. Поэтому когда его сияющая улыбка, не дождавшись ответа, всё же блекнет, Торн испытывает какое-то злорадное облегчение.

- Ну же, Ян, - говорит Левайн примиряюще. - Не злись. Я не мог ждать дольше...

- Ты мог связаться со мной, - чеканит Малкольм холодно, и Ричард поджимает губы, а дети - почувствовав напряжение в воздухе - отцепляются наконец от его шеи.

- Это было...проблематично, - сдвигает Левайн брови.

Малкольм, кажется, не слушает. Или не слышит:
- Ты мог бы показать себя не большим идиотом, чем ты есть на самом деле, и признать всё же, что ты просил помощи.

Ричард хмурится, но смотрит Малкольму прямо в глаза:
- Если бы я просил помощи, разве я отрицал бы это?

Заскучавший Эдди уводит детей в трейлер, ласково воркуя над ними и обещая сытно накормить, а Торн неслышно отходит к высящемуся неподалёку мотоциклу, не в силах заставить себя перестать прислушиваться к спору.

Малкольм упрямо держит руку в кармане брюк. Торн знает, что там у него надёжно спрятан спутниковый телефон с заезженной записью бесконечной череды жалобных просьб Ричарда о помощи. Если Ян собирается заставить Левайна прослушать плёнку от корки до корки, то, конечно же, док не будет возражать. Может, даже и поможет чем.

Глаза у Ричарда чистые, как самое прозрачное стекло, как небо над островом Сорна, и в голову Торна понемногу закрадываются сомнения, что Левайн действительно сам верит в то, что не звал на помощь. Возможно - и даже очень возможно - тот короткий звонок был сделан в состоянии полнейшего аффекта. Это меньшее, до чего могли довести впечатлительного мальчишку чёртовы хищные динозавры.

Пока Торн размышляет, его товарищи продолжают спорить негромко. А потом - когда док уже готов подняться во весь свой немалый рост и вмешаться не терпящим возражений тоном - Ричард вдруг тянется к Малкольму бесконечно доверчивым жестом и успокаивающе касается пальцами его спрятанной в карман руки.

- Я не звал на помощь, - говорит он негромко и нежно. - Но я чертовски рад тебя видеть, Ян... Тебя, и дока, и даже малявок.

Ян молчит ещё одно долгое мгновение, не вынимая руку из кармана, словно всё ещё хочет заставить Ричарда прослушать запись с призывом о помощи. Но когда глаза Левайна заполняются тревогой до краёв, а пальцы сжимаются вокруг запястья Малкольма крепче; когда затаившийся в своей засаде за колесом мотоцикла Торн напрягается, вновь готовясь быть примиряющей силой между двумя невыносимыми упрямцами и - если нужно - самому нажать на кнопку "play" на телефоне, Ян наконец вздыхает тяжело и вынимает руку из кармана, протягивая Ричарду пустую ладонь. Спутниковый телефон оттягивает карман его брюк уже не нужным весом, а Левайн улыбается радостно.

- Сразу бы так, - бормочет он со смехом облегчения. - Любишь ты спорить...

- Никчёмный человек, - повторяет Малкольм почти шёпотом, сутулясь устало, опираясь на трость. Словно позволив тревоге отпустить его напряжённые плечи и улетучиться. Улетучиться хотя бы до того момента, как неугомонный Ричард выдумает новую безумную авантюру. - Никчёмный невыносимый человек...

Левайн щурится недовольно, и солнце играет на его взъерошенных волосах.

- По части оскорблений ты мастер, - говорит он неодобрительно, а потом со вздохом вкладывает пальцы в распахнутую ладонь Малкольма и умолкает в напряжённом ожидании. Этот жест не терпящего вторжений в личное пространство и не разбирающегося в человеческих чувствах Левайна выглядит настолько личным, что доктор Торн в своём укрытии сжимается, стремясь стать как можно более незаметным, чувствуя, что уже и так увидел больше, чем ему было дозволено.

Из-под колеса ему видно только каштановый затылок Левайна и верхнюю часть лица Малкольма. Прежде чем развернуться к товарищам спиной, надеясь скрыться незамеченным, Торн успевает ещё увидеть, как Ян вскидывает бровь с неповторимой нежной насмешкой и как запрокидывается от смеха лохматая макушка Ричарда с острой торчащей прядью выгоревших волос.

Когда окончательно смущённый док выныривает из-за неподвижного мотоцикла, двое его невыносимых друзей уже держатся за руки, неловко сцепив пальцы, - как дети, как малыши Арби и Келли. Но те хотя бы не отвергают гневно необходимую им поддержку.

Верный Эдди с крыльца трейлера подаёт доку какие-то таинственные знаки - должно быть, зовёт обедать, - и последнее, что Торн слышит, уже удаляясь, упрямо не оборачиваясь, это негромкий и очень строгий вопрос Левайна:
- Разве ты не говорил недавно, что уже можешь обходиться без этой глупой трости?

Что ж, возможно, они действительно смогут разобраться и без него. В чём-то, во всяком случае.




Вопрос вкуса

Автор:  Mariuelle
Фэндом: Майкл Крайтон «Затерянный мир»
Пэйринг или персонажи: Малкольм/Левайн
Рейтинг: PG-13
Жанры: слэш, ангст

Описание:
- Разумеется, не следовало, - всё с той же отрешённой покорностью подтверждает Левайн, но Малкольм различает в голосе друга ядовитое горковатое ехидство. - Однако ты, должно быть, думал, что мне - как сумасшедшему фанатику палеонтологии - будет до безумия интересно находиться рядом с единственным в мире человеком, которого едва не сожрал доисторический ящер. Что ж, спишем твой промах на дурное чувство юмора. Очень дурное чувство юмора, Ян.

- Что это? - в своей обычной - отрывистой и быстрой - манере интересуется Левайн, не отрывая ни внимательного взгляда от замысловатого переплетения тяжёлых ветвей и гибких лиан в джунглях, ни напряжённых рук от бортовой перекладины наблюдательной вышки. - Это курица? Зачем? Апатозавры не интересуются куриным мясом, Ян, вынужден тебя разочаровать.

Короткий смешок Малкольма теряется в свистящем выдохе сквозь стиснутые зубы - старая рана не даёт ноге слушаться хозяина в полной мере. Малкольм довольно бодро преодолевает половину узкой лестницы, но на последних ступенях сдаётся и продвигается в основном на руках, подтаскивая ногу следом, словно мешающийся груз. Втащить тело в люк, пользуясь одними только руками, - самое трудное, но Ян справляется и - сидя на холодном полу наблюдательной кабины - чувствует себя почти героем.

- Может, ты и великий учёный, Ричард, но определения причин самых простых человеческих действий тебе совершенно не даются, - ворчит он, сердито растирая одеревеневшую ногу. - Тащить курицу на вершину вышки, чтобы попытаться впихнуть её гигантским травоядным, было бы верхом глупости.

Левайн отрывается от своих ненаглядных апатозавров, бросает на друга взгляд через плечо:
- Тогда в чём же дело?

Малкольм встаёт тяжело, демонстрирует на вытянутой руке белую пластиковую тарелку с размороженной бледной курицей и неестественно жёлтой жареной картошкой.

- Пантомима с цветным реквизитом? - прохладно интересуется Левайн, и Ян хохочет, сдаваясь.

- Время обеда, - говорит он со смехом. - Кое-кто решил позаботиться о том, чтобы ты не умер от голода.

- Передачки от доктора Торна? - понимающе хмыкает Ричард. Он всё ещё косится на свой бинокль в тяжёлой чёрной оправе, но мужественно сдерживается и не возвращается к своим наблюдениям.

- Дети тоже волнуются, - вздыхает Малкольм, от которого не укрываются порывы друга. - Мои попытки уговорить их не оказывать тебе заботу, которую ты не заслужил, ни к чему не привели.

- Ты пытался убедить их, что я сам способен о себе позаботиться?

- Ничуть, - ухмыляется Ян. - На этот счёт никто из нас не обольщается. Я всего лишь придерживался мнения, что ты целиком и полностью сыт обществом своих динозавров и в иной пище не нуждаешься...

Левайн фыркает весело, пока Малкольм заканчивает вдохновенно:
- ...и даже неминуемую голодную смерть примешь совершенно счастливым.

Принимая одноразовую пластиковую тарелку из рук друга, развеселившийся Ричард всё ещё смеётся. Но улыбка кисло и неподвижно замирает на его губах, едва только Левайн пробует курицу с блюда.

- Редкостная мерзость, - ворчит он под удивлённым взглядом Малкольма. - Что ж, от голодной смерти ты меня не спас, Ян, и счастливой после этой твоей картонной курицы она уже не будет. В список твоих жизненных заслуг эта попытка явно не войдёт.

- Я надеюсь, мне ещё не скоро придётся эти заслуги считать, - отрезает Малкольм, пожалуй слишком резко. - Если только мной - по твоей милости - не отобедает тираннозавр.

Ричард темнеет лицом почти мгновенно и косится мрачно на нетронутую тарелку в своих руках, явно не одобряя юмор Малкольма и возможную вероятность того, что друг может стать обедом для доисторического плотоядного хищника.

- Не отобедает, - ворчит Левайн наконец. - Подавится. Уж больно ты желчный.

Малкольм фыркает холодно в ответ, и в смехе его словно рассыпаются крошечные ледяные осколочки.

- Твоя правда, - говорит он бесцветно, и Ричард обеспокоенно поднимает глаза от своей курицы. - Один раз уже подавился. Едва в рот взял - и сразу выплюнул. Даже распробовать как следует не успел.

Раненая нога отзывается ноющей болью в ответ на жестокую насмешку хозяина, а Левайн мгновенно белеет всем своим насмешливым смуглым лицом, и широко распахнутые глаза темнеют мрачно, как небо перед грозой.

- Когда? - выпаливает он поспешно. - Исла Нублар, Ян?..

Малкольм молчит мгновение и отвечает только тогда, когда боль в ноге становится нестерпимой, заставляя опереться на бортик вышки. Отвечает нехотя, вопросом на вопрос:
- А много ты видел островов с тираннозаврами?..

Длинная, узкая, как у змеи, голова с затупленной округлой мордой выплывает, покачиваясь, из плотного сплетения густых зелёных ветвей совсем рядом с вышкой, и огромный янтарный глаз с медленно пульсирующим зрачком проплывает мимо высокой металлической конструкции, не видя, не замечая застывших людей. И в полной тишине из рук Левайна выпадает тарелка, и бледно-бежевая курица быстрого приготовления рассыпается по полу вышки неприглядной массой.

- Я не предполагал, что особь может подойти так близко к вышке, - отмечает Ричард с отрешённой серьёзностью, но, вопреки своему неиссякаемому исследовательскому - и почти болезненному - интересу к доисторической фауне, на медленно смакующего листья апатозавра не смотрит. Просто стоит, уставившись себе под ноги, на белеющую под перевернувшейся тарелкой курицу, не торопясь поднимать еду с пола. А потом добавляет рассеянно, невпопад. - Хорошо, что посуда пластиковая...

Малкольм выжидает в молчании несколько неловких мгновений, пока пульсирующая боль в ноге не затихает совсем, потом вздыхает:
- Мне не следовало рассказывать тебе это. Прости.

Ричард смотрит на друга исподлобья очень внимательно, прищурившись строго.

- Разумеется, не следовало, - всё с той же отрешённой покорностью подтверждает он, но Ян различает в голосе друга ядовитое горковатое ехидство. - Однако ты, должно быть, думал, что мне - как сумасшедшему фанатику палеонтологии - будет до безумия интересно находиться рядом с единственным в мире человеком, которого едва не сожрал доисторический ящер. Что ж, спишем твой промах на дурное чувство юмора. Очень дурное чувство юмора, Ян.

- Не единственным, - хмуро перебивает друга Малкольм и во вскинутых поспешно - и всё ещё тёмно-грозовых - глазах Левайна успевает заметить настоящую человеческую растерянность.

- Прости? - переспрашивает Ричард, очевидно, сбитый с ехидного течения мыслей, и Малкольм поясняет, беспричинно сбиваясь на холодную университетскую манеру ведения беседы:

- Я не являюсь единственным в мире человеком, который едва не стал обедом для тираннозавра.

Ричард щурится и даже не оборачивается, когда ветка, осторожно раскусываемая мирно бродящим возле вышки апатозавром, звонко хрустит за его спиной:
- И на скольких же персон был рассчитан ужин?

Малкольм опирается обеими руками на бортик вышки, подставляя лицо душному, пропитанному горячими солнечными лучами ветру джунглей, и прикрывает глаза со вздохом. Ему не нужно беспомощно рыться в закромах памяти. Многочасовые психологические тренинги, очевидно, прошли даром, и бесчисленные попытки забыть - забыть весь кошмар, связанный с Исла Нублар, - оказались на поверку лишь пустой тратой времени. Все ментальные стены, которые Малкольм упорно создавал в сознании, рушатся теперь с унизительной скоростью - словно созданные из хлипкого картона - рушатся даже не от абсолютно нелогичного и невозможного зрелища мирно обгладывающего зелёные ветви апатозавра и не от леденящего кровь воспоминания об обнаруженном совсем недавно гнезде тираннозавра. Для того, что все раны, полученные Яном на Исла Нублар, вновь открылись и начали кровоточить достаточно одного только присутствия Ричарда с его неутомимой верой в затерянный мир.

Словно считывая мысли друга - как читает во время работы по незаметным чужому глазу признакам возраст и состав окаменелостей - Левайн опускает ладонь на плечо Малкольма, и прикосновение выходит не требовательным и не призывающим к продолжению рассказа. Но Ян отвечает на заданный вопрос уже машинально, не размыкая век:
- Пятеро. Нас было пятеро.

Ричард хмыкает очень близко - совсем не забавляясь - и его тёплое дыхание щекочет ухо Яна:
- Богато сервированный стол. И сколько избежало участи быть обедом?

- Почему ты спрашиваешь? - интересуется Малкольм. С закрытыми глазами обостряются все чувства, и он безошибочно, кажется, способен определить местонахождение апатозавра. От шагов неповоротливой туши пол вышки под ногами слегка подрагивает, и перила на бортиках металлически позванивают. Но рука Ричарда на плече остаётся крепкой и твёрдой.

- Потому что знаю, что по какому-то странному закону все спастись не могли, - ровно отвечает Левайн, словно читает лекцию. - Так сколько?

- Четверо.

Ричард молчит какое-то время, и Малкольм благодарен ему за это своеобразное выражение уважения к чужой участи.

- Что ж, - говорит Левайн наконец, и в голосе его звучит какая-то странная, не свойственная его стремительной натуре задумчивость. - Лучше, чем я предполагал.

А потом надёжная тяжесть его руки внезапно исчезает, но мгновением раньше, чем Малкольм в неожиданно нахлынувшей - но вполне уместной для этих диких мест - панике открывает глаза, на плечо ему ложится тёплый пушистый висок, и обожжённой горячим ветром щеки касается лохматая макушка.

- Ты не представляешь, - говорит Ричард строго и серьёзно. - Как я счастлив, что этим пятым неудачником оказался не ты, Ян. Мир, конечно, не потерял бы в твоём лице незаменимого специалиста, но стал бы гораздо скучнее...

Малкольм молчит, только дёргает плечом легонько в знак согласия. Левайн понимает этот жест безошибочно, и тяжесть его головы никуда не исчезает. Едва не рухнувший мир вновь восстановлен.

- У этой твоей картонной курицы, конечно, довольно отталкивающий вкус, - говорит Ричард задумчиво, и голос его отдаётся в плече Малкольма забавно щекочущей вибрацией. - Но у дока там вроде была припрятана рыба... Может, она окажется лучше.

Апатозавр вновь проходит, покачиваясь, мимо их укрытия, совсем рядом. Малкольм различает каждую чешуйку на его круглой маленькой морде, видит мимолётно их с Ричардом крошечное отражение в равнодушных янтарных глазах. Пол вышки дрожит под ногами при каждом шаге гигантского зверя, и изумрудные свежие джунгли обволакивают огромную фигуру шелестящим облаком. Левайн провожает динозавра сияющим взглядом.

- Я действительно не думал, что он подойдёт так близко, - бормочет он - и добавляет без всякой видимой связи. - Мы могли бы пообедать вместе, Ян. Не курицей, конечно...

- Я не полезу обратно, - безапелляционно отрезает Малкольм. Каким бы заманчивым не казалось желание накормить Ричарда, ещё одного подъёма - и двух спусков, в качестве бонуса, - его нога не выдержит.

- Тебе и не придётся, - весело отвечает Левайн, и плечо Малкольма вновь вибрирует от звуков его голоса, а где-то в горле становится щекотно.. - Рано или поздно док встревожится и прибежит к нам. А пока я достаточно сыт твоим сварливым и ехидным обществом. К тому же, у нас есть бинокль и бесстрашная особь апатозавра совсем рядом. Если нам грозит голодная смерть, то по крайней мере она будет - как ты и предсказывал - счастливой.




Ночь апатозавров

Автор:  Mariuelle
Фэндом: Майкл Крайтон «Затерянный мир»
Пэйринг или персонажи: Малкольм/Левайн
Рейтинг: PG-13
Жанры: слэш, романтика

Описание:
Оставшись один, Малкольм развернул записку, которая прибыла вместе с образцом. Это оказался жёлтый лист, вырванный из блокнота. Печатными буквами там стояло: Я БЫЛ ПРАВ, А ВЫ - НЕТ!(c) Майкл Крайтон - "Затерянный мир"

Апатозавры шумно и печально дышат в ночное небо, устало поклёвывают сонными овалами добрых глупых морд холодные далёкие звёзды, окутывают их плотными белыми облачками пара.

Самое выгодное положение, которое Ян Малкольм может занять на гладкой крыше экспедиционного трейлера, - это растянувшись плашмя на спине, подложив руки под голову в качестве подушки. Импровизированное ложе холодит плечи выпавшей к вечеру росой. Апатозавры порой искоса поглядывают в сторону его убежища, и от их бесконечного равнодушия давно канувших в небытие существ какое-то свежее жаркое раздражение поднимается в душе Яна. Подобное чувство не вызывают даже настырные коллеги-соперники с их необычайно бестолковыми вопросами. До недавнего времени столь безжалостно скребущее душу раздражение неизменно появлялось в присутствии одного только человека: суетливого профессора Хаммонда с его безумными планами. Теперь же место несчастного профессора прочно занимает молодой палеонтолог с бездарным прошлым и несомненно великим будущим, Ричард Левайн. Это по его вине Малкольм не пьёт кофе с Сарой Хардинг в уютной кофейне, вежливо слушая рассказы о поведении львов в дикой природе и прикидывая, нельзя ли проанализировать обнаруженные факты с точки зрения точной и строгой математики. И это от Ричарда - от его бесконечного энтузиазма - Малкольм прячется теперь на скользкой крыше трейлера, пытаясь урвать хотя бы мгновение спокойствие.

Пара долговязых апатозавров вновь изгибает шеи с восхитительно неуклюжей и естественной грацией, которую ни один художник так и не смог изобразить, руководствуясь лишь скудными сведениями о доисторических временах.
Но Малкольм слишком раздражён сейчас, чтобы любоваться на чудесных животных, которых человечество никогда не видело вживую. И не увидит.

- Весь ваш мир отвратительно попахивает фальшивкой, - громко и сварливо фыркает Ян, борясь с несолидным желанием погрозить медлительным ящерам пальцем.

Апатозавры - будто почуяв что-то - трубят нестройным хором - негромко и гулко - и в причудливом слиянии их голосов Малкольму чудится укоризна. Раздражение в его груди сворачивается в тугой клубок, прячется, присмирев всё-таки перед величием неизведанной природы.

- Эх вы, - бормочет учёный примирительно, и слова его тонут в новом трубном гласе. - Ящерицы.

С противоположного озёрного берега, из пышных зелёных зарослей - в ответ на гулкое пение гигантских травоядных - доносится голодное ворчание. Хищники. Слишком знакомые хищники. У них чешуйчатые носы, зловонное дыхание и чересчур умные глаза. Чёртовы велоцирапторы профессора Хаммонда.

Утробный рык вечно голодных существ пробирает насквозь, и Малкольм вздрагивает невольно, попадает голыми локтями в капли свежей росы на крыше трейлера, ёжится сердито, недовольный шевельнувшимся в душе страхом. Разум предательски забрасывает в пучину самых страшных воспоминаний, и Ян почти наяву ощущает кислое гнилое дыхание свешивающихся с потолка рапторов, видит собственное искажённое почти животным страхом и болью - болью, которую едва приглушают наркотики, - лицо в янтарных немигающих глазах.

Но ночь свежа, воздух чист, и наваждение спадает, а напряжённого плеча - вопреки смутным страхам - касается не ледяной коготь не знающего жалости существа, а твёрдая тёплая ладонь, и неугомонный Ричард Левайн, не имеющий с безжалостными рапторами ничего общего, кроме потрясающей неутомимости и неистребимой решимости, забирается на крышу трейлера, бесцеремонно отпихивая Малкольма. Он возится, недовольно ворча, на скользкой поверхности, но затихает на удивление скоро - на удивление для его чересчур живой и подвижной натуры - и Малкольм с изумлением ощущает под собственным боком чужое близкое тепло.

Левайн выглядывает из-под руки товарища, и глаза его сияют, как те самые звёзды, которые безуспешно пытаются затуманить тяжёлым травяным дыханием неповоротливые апатозавры.

- Я был прав, - шепчет Ричард, повторяя слова из своего короткого насмешливого письма, и губы его быстро - почти неразличимо в темноте - движутся, дыхание обжигает плечо Малкольма, а в голосе не слышно обычной задиристости. - Я был прав, а ты - нет.

Малкольм только ворчит в ответ почти неслышно. Ричард своим потрясающим умением появляться, когда он нужен, - и порой, когда совершенно не нужен, - вырывает его из нахлынувшего гнилой волной тёмного болота страшных воспоминаний. Окружённые белёсым облаком морфина, который впихивала в него тогда - в недостроенной гостинице на Исла Нублар, под взглядами голодных рапторов - умница Эллен Саттлер, пытаясь утихомирить боль, они теперь кажутся ещё страшнее. Малкольм должен быть благодарен Ричарду за своевременное избавление от вернувшихся кошмаров, но ложкой дёгтя оказывается тот факт, что именно Левайн, притащивший их на остров Сорна, может стать причиной появления новых ночных страхов.

И всё же он должен признать, что Ричард действительно был прав. Прав насчёт затерянного мира динозавров.

Апатозавры, собравшиеся у озера неровным полукругом, трубят строго, вытягивая величественно длинные шеи, и Малкольм чувствует, как нетерпеливо вздрагивает под его руками спина Левайна, как напрягаются мышцы тугими струнами.

- Завтра, - неразборчиво бормочет Ричард, тычась холодным носом в плечо друга. - Завтра у меня будет целый день, чтобы разобраться с этими травоядными ребятами... И не только с ними. О, я был прав, Ян, чертовски прав!

Рапторов за озером, очевидно, тоже мучает бессонница - и голод, конечно же, вечный, как мир, голод, - и они вновь порыкивают глухо. Застарелая рана на ноге Малкольма отзывается тупой ноющей болью, вновь вызывая то самое скребущее раздражение. Как глупо и самонадеянно было считать, что он всё-таки научился не реагировать так бурно на беспокойного Ричарда.

- Ты был прав, - ворчит Малкольм, осторожно вытаскивая занемевшую руку из-под головы Левайна. - Я ошибался. Что ж, можешь в награду забрать себе этот затерянный мир со всеми его секретами и чудищами.

Кажется, ему уже пора спускаться с крыши. Доктор Торн, наверное, нервничает, кудахчет, как наседка... Хотя, казалось бы, они с Ричардом взрослые самостоятельные люди, не чета малышам Арби и Келли.

На сердитое замечание товарища Левайн только смеётся коротко, упрямо пришпиливает тяжёлым лохматым затылком ладонь Малкольма к крыше фургона и забивается ещё глубже под бок, ещё ближе.

- Я думаю, я поделюсь с тобой своим миром, - мурлычет он смешливо, щекоча быстрым дыханием ухо товарища. - Я не такой жадный фанатик, каким меня малюют завистники. Ну же, Ян, ты ведь не веришь гнусным сплетням? Ты выше этого, приятель.

По правде сказать, слухи ничуть не приукрашивают действительность. Ричард Левайн - действительно сумасшедший фанатик, несмотря на всю его восхитительную гениальность. И возможно - только возможно - он действительно бывает жадным: прячет от коллег и соперников результаты исследований, припрятывает для себя наиболее удачные места для раскопок... Но по отношению к Малкольму Ричард ещё не разу не показывал эту неприглядную сторону своей души. С того самого утра, когда сияющий Левайн бесцеремонно прерывает завтрак Яна с Сарой Хардинг, он честно делится со своим новым коллегой всем: от каждой новой зацепки, касающейся затерянного мира, до собственного завтрака, когда их - сонных, заблудившихся в собственных пометках на истрёпанной карте - заставало в лаборатории утро.

Ричард не смотрит в лицо Малкольму, с напускной рассеянностью провожает взглядом медленно ползущую по тёмному небу светящуюся букашку.

- Звезда? - спрашивает он негромко, и голос его странно и нежно позванивает в тихом воздухе.

- Самолёт, - насмешливо отвечает Малкольм, вскидывая голову, и Левайн морщится недовольно. - Не забывай, что твой мир - лишь жалкое подобие настоящих доисторических времён, и здесь вполне есть место самолётам.

- Наш мир, - категорично обрывает Ричард. - Наш мир, Ян. Так что с присутствием самолётов придётся мириться и тебе.

Малкольм смеётся удивлённо, ворочается на скользкой крыше, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее, и в монотонных голосах апатозавров словно появляются одобрительные нотки. Что бы они понимали, эти ящерицы, он и сам в себе разобраться не может...

- Да и дети захотят оттяпать кусочек нашего веселья, - продолжает Левайн задумчиво. - Насчёт Торна я не уверен, старикан не склонен обожать наших симпатичных ящерок...

- Зачем же мне твой мир? - интересуется Малкольм, нехотя сдаваясь искреннему энтузиазму и нестерпимому сиянию глаз Ричарда. - Что я стану с ним делать?

Левайн запрокидывает голову, смотрит, строго щурясь, и из голоса его пропадают насмешливые нотки. Должно быть, таким же тоном он честит своих идеологических противников.

- Определённо не то же самое, что ты делал на Исла Нублар. Вы все там занимались совершенно немыслимыми глупостями.

Малкольм бросает на друга взгляд исподлобья. Под боком у него приютился вовсе не серьёзный не по годам крошка Арби, и не чересчур самостоятельная малышка Келли, а эксцентричная звезда современной палеонтологии с небрежной щетиной на коричневых от загара диких мест щеках. Но Ян всё же не может сдержать совершенно нелогичный порыв и - под внимательным взглядом Ричарда - вытягивает руку. Пожалуй, с меньшей неуверенностью он тянулся бы к зубастому раптору, но Левайн, кажется, понимает всё с полувзгляда и только лишь молча подаётся вперёд, прижимается колючей щекой к ладони и смотрит испытующе, словно перед ним очередной - чрезвычайно интересный - доисторический экземпляр.

- Тебе, кажется, чересчур много известно, - говорит Малкольм со строгой нежностью.

- Больше, чем ты думаешь, - без намёка на веселье говорит Ричард и - словно извиняясь за собственную осведомлённость - коротко трётся щекой о ладонь Малкольма. - Но, думаю, всё же меньше, чем известно тебе.

Апатозавры не спеша уходят с берега озера, медленно покачивая длинными шеями, похожими на подъёмные краны невероятной длины. Ночное небо, ранее отражающееся в блестящих глянцевых спинах огромных динозавров, теперь - лишившись импровизированных зеркал, приглушающих цвет, - вспыхивает ярче и синее. Рапторы за озером умолкают, отправляясь на охоту, и их место занимают неизвестные животные, рокочущие гулко, строго и уверенно.

Малкольм машинально решает, что им обоим пора бы уже спуститься с крыши и забраться в трейлер, под надёжную защиту плотных стен и дружеских спин. Но тревога в его душе какая-то смутная, шевелится неуверенно, словно вытесняет её своей лохматой макушкой приютившийся под боком Левайн.

Ричард молчит сосредоточенно, пока Малкольм бездумно ерошит его волосы, прислушиваясь к мерным шагам удаляющихся динозавров. И наконец - видимо, решив что-то для себя - резко разворачивается, сбрасывая чужую ладонь с макушки, приподнимается на локтях, заслоняя круглым лицом и ореолом встрёпанных волос ночное небо.

- Я был прав, - важная строгость в голосе Левайна звучит так забавно, что Малкольм фыркает тихо. - А ты ошибался. И знаешь, почему?

- Почему? - улыбается Ян, и Левайн, подстёгнутый насмешкой друга, вскидывается, хмуря брови.

- Ты ошибался, потому что не рассказал мне с самого начала о проекте Хаммонда, - чеканит он. - Надо признать, ты прекрасно притворялся несведущим в вопросах возможности существования затерянного мира.

Малкольм молчит, и Ричард добавляет обиженно:
- Если бы ты выложил всё, что знал, сразу - не в тот самый момент, когда я впервые произнёс слова "динозавры" и "затерянный мир" в одном предложении, конечно, но немного позже - наши поиски оказались бы значительно короче.

- Не думаю, - отрезает Ян задумчиво. Ричард резко садится, поднимая лицо к ночному небу, и звёзды тают белыми ледяными снежинками в гневном огне его глаз.

- Ты не доверял мне.

- Доверял, - возражает Малкольм, и Левайн хмурится недоверчиво. - Доверял, Ричард. Как самому себя. Но это была не моя тайна.

Его голос теряется в грозном зове, донёсшимся от дверей трейлера. Встревоженный долгим отсутствием товарищей, доктор Торн пытается говорить шёпотом, но в звенящей тишине пустынного острова его голос громыхает так, словно почтенный инженер дует в полую трубу.

С ближайших к кромке леса деревьев срываются с гневными криками потревоженные птицы, и Левайн вскидывает опущенную было смирно голову - только на одно мгновение, необходимое, чтобы пробормотать:
- Он нам всю фауну перепугает. Рёв как у раненого бизона.

И прежде, чем смеющийся Малкольм успевает осведомиться, откуда его другу известно, как звучит рёв раненого бизона и как отличить его от рёва бизона довольного, например, Ричард вновь склоняется, задевая лохматой гривой лоб Яна, и мурлычет довольно:
- Теперь эта тайна и моя тоже. А значит, ты без всяких глупых угрызений совести можешь рассказать мне всё. Всё до последней крошки, ведь то, что кажется тебе совершенно не важным, может оказаться решающим. О замыслах этого сумасшедшего Хаммонда, о Исла Нублар... И о том, что на самом деле случилось с твоей ногой.

Ледяные непрошеные мурашки ползут по спине Малкольма, взбираются по позвоночнику, по плечам, и он стряхивает их нетерпеливым движением плеч, бурчит недовольно:
- Исла Нублар - тайна правительственного значения, Ричард. Я не рассказывал этого даже Саре...

- Я не заграничный шпион, и - тем более - не Сара, - прерывает Левайн. - Мы независимые исследователи, Ян, и никакое правительство нам не указ.

Ян улыбается невольно. На губах Ричарда вспыхивает ответная быстрая улыбка, и он добавляет твёрдо:
- Кроме того, всё, что было сказано на этом острове, не выйдет за его пределы.

- Всё? - уточняет Малкольм. Левайн умолкает на мгновение, и его лицо всё ещё заслоняет чистое небо острова Сорна, и в тёмных глазах - на верхнем полукружье радужки - отражаются звёзды. А потом Ричард склоняется ближе, и его щетина колко царапает подбородок и правую щёку Малкольма, а тёплое дыхание оказывается прямо на губах.

Доктор Торн снова громко шепчет снизу что-то неразборчивое, кажется, призывает их забраться в фургон, грозно называет по именам и пугает причудливо изогнутыми, острыми когтями доисторических хищников.

Ричард пропускает зов их старой наседки мимо ушей, с совершенно детской игривой лаской трётся кончиком носа о нос Малкольма, и голос его звучит неуверенно - совсем чуть-чуть - словно он только что совершил новое открытие в палеонтологии - хотя что может быть новее, чем обнаружение затерянного мира, - и теперь сомневается в его верности:
- Не совсем всё...

Апатозавры трубят откуда-то совсем издали, сонно и нежно, за журчащим негромко озером переговариваются неизвестные хищники, а внизу, на пороге трейлера, ворчит встревоженный доктор Торн. Остров Сорна - прекрасный затерянный мир доктора Ричарда Левайна и профессора Яна Малкольма - готовится погрузиться в сон. И ему, и его огромным равнодушным обитателям совершенно не мешают крошечные существа, называющие себя исследователями, свято верящие в свою необычайную ценность и чересчур цепко старающиеся держаться друг за друга.

@темы: "письмена", "Jurassic Park", "Richard Levine/Ian Malcolm", "Малкольм/Левайн", "Моя маленькая вселенная", "Парк Юрского периода"